Кастусь Калиновский – иллюзия и обман Беларуси
Приближается очередная дата давнишних социальных и политических потрясений 1864 года на землях ряда современных независимых государств: Польши, Литвы, Беларуси и Украине. В учебнике русской литературы для 8-х классов (2018) они названы «польским восстанием». Что же подвигло авторов учебника, обладающих учёными степенями и званиями, пойти против официальной линии исторической науки Республики Беларусь? Попытаемся в статье как-то объяснить позицию людей, которые, несмотря ни на что, высказали свою точку зрения. Правы они или нет?
В качестве объекта исследования возьмём Константина (Кастуся) Калиновского, который ныне прославляется как руководитель белорусского восстания против России в XIX веке.
Константин Калиновский является одним из самых почитаемых исторических деятелей в Республике Беларусь. Ему даже посвящены опера и балет. Среди «почётных» наименований, которыми некоторые историки и публицисты награждают великого «белоруса» Викентия Константина (Кастуся) Калиновского, выделяются следующие: «выдающийся сын белорусского народа», «основатель белорусского революционного демократизма», «политический деятель и публицист»… В ряде учебных пособий для школьников и студентов ему посвящены такие слова: «22 сакавіка – Дзень памяці нацыянальнага героя Беларусі. Яго імя залатымі літарамі ззяе ў нашай гісторыі».
Исключительно большую работу по белорусизации образа Константина Калиновского в Республике Беларусь проводят Польский институт в Минске и его филиалы в других городах страны, «Беларускае Гістарычнае Таварыства». На состоявшейся 10 – 11 октября 2003 года под эгидой Брестского государственного университета имени А. С. Пушкина очередной международной научной конференции его преподаватель Сафроний Жлоба «увидел» в Константине Калиновском, кроме разработчика «стратегии, тактики восстания» и «руководителя боевых действий», создателя «моделирующей системы» белорусского национального вопроса. По словам Сафрония Жлобы, она включает в себя следующие «структурообразующие элементы»:
- «определение этнической общности «белорусы»;
- стремление к росту и укреплению этнического самосознания;
- оппозиция этнической общности «белорусы» другим этническим общностям;
- идея борьбы за национальную независимость».
Поток восхвалений в адрес Константина Калиновского можно продолжить до бесконечности.
Однако абсолютное большинство из этих пиететов есть плод воображения – и не более того. Мы нигде не видели документальных подтверждений, исходящих от самого Константина Калиновского о том, что он ратовал за независимость Беларуси, призывал к её свободе или предлагал решить проблему белорусского народа как самостоятельного этноса, а не пушечного мяса во имя Польши. Самое интересное состоит в том, что даже прославляющие белорусскость Калиновского учёные Национальной академии наук Беларуси вынуждены признавать: «Конкретная политическая программа относительно вопроса государственности для Литвы не была представлена ни в одном из документов повстанцев». Однако это не мешает им заниматься научным словоблудием и превращать его в политическую реальность: «Но в некоторой степени о ней можно судить, опираясь на протоколы допросов участников восстания, воспоминания, листовки, материалы периодической печати». В качестве резюме таких интеллектуальных выкрутасов белорусских историков можно сказать одно – фикция.
Калиновский предлагал и боролся за самостоятельный путь решения польского вопроса на землях Литвы и Беларуси.
По факту, гипертрофированный патриотизм кресовых поляков, национализм которых на порядок был выше уроженцев исконно польских территорий, белорусские исследователи смешивают с борьбой за независимость Беларуси. В реальности Калиновский предлагал и боролся за самостоятельный путь решения польского вопроса на землях Литвы и Беларуси. И не более того! Он предлагал наделить белорусских крестьян землёй и таким образом превратить их в защитников Польши. Эта идея красной нить проходит через все работы и призывы Калиновского. Он хорошо знал цену польского «патриотизма» дворян-шляхтичей. Константин Калиновский не без основания считал, что дворяне-шляхтичи за свои поместья готовы к любому предательству идеи «Великой» Польши. Вот почему он так страстно призвал «мужиков» сражаться за свободу Польши и никогда в его устах не звучало обращение к «белорусам».
Ведь если объективно рассматривать теоретическое наследие Калиновского, то не существует никаких работ (даже книжечки), которые можно поставить в один ряд с трудами Платона, Аристотеля, Гегеля, Маркса, Ницше… – чтобы назвать его «мыслителем».
Совершенно не выдерживает критики увязывание Константина Калиновского с образом «демократа». Он не может соотноситься с «топором», «виселицами» и шантажом, которые составляли основу теории и практики Константина Калиновского. А ещё, где это видано, чтобы за одно стихотворение с далеко не понятным авторством причислять его к почётной когорте «поэтов» и изучать в школьных и вузовских программах наравне с классиками мировой и белорусской литературы.
Но как получилось, что яркий польский националист Wincenty Konstanty Kalinowski стал историческим символом независимой Беларуси – «Кастусём Каліноўскім»?
Ответ кроется в особенностях обстановки на белорусских землях в XX веке. В начале столетия белорусское национально-освободительное движение «приватизировала» католическая интеллигенция. Веление времени потребовало от неё «создания» белорусских национальных героев, которые стали бы символами революционной борьбы белорусов против российских властей. Константин Калиновский, будучи уроженцем белорусских земель, своей яростной борьбой с царским самодержавием как бы заслужил право играть эту роль. Можно предполагать, что немаловажное значение имело цивилизационное единство Калиновского и тогдашних белорусских революционеров: их принадлежность к западно-христианской цивилизации. То, что он являлся этническим поляком и его девизом были слова: «польское дело – это наше дело…» никого не смущало.
Вацлав Ластовский (с 1902 года он был членом Польской социалистической партии в Литве) в статье «Pamiaci Sprawiadliwaho» («Памяти справедливого») (1916) начал формировать из Константина Калиновского борца за свободу белорусов и даже дал ему имя «Кастусь».
После революции советская пропаганда остро нуждалась в представителях национальных республик, которые олицетворяли бы собой примеры борьбы с царизмом. «Кастусь» Калиновский идеально вписывался в требования коммунистической идеологии. Его образ в качестве защитника простых белорусов «раскрутили», как сейчас говорят, до небывалых высот.
С падением СССР «Кастусь» Калиновский был востребован силами, которые стояли на литвино-польских позициях, ибо он мог стать одним из инструментов расшатывания белорусской государственности. С одной стороны, «Кастусь» Калиновский представал перед обществом «белорусом» с мировым именем и защитником национальных интересов Беларуси. С другой стороны, реальный Константин Калиновский 1863 – 1864 годов люто ненавидел православие, Россию и весь «Русский» мир. Его фактическое мировоззрение и преданность «польскому делу» достаточно удобно подходили для смены этнокультурных ценностей белорусского народа, перемены его цивилизационной принадлежности, разрыва политических связей Беларуси с Россией, превращения белорусской земли в антироссийский плацдарм и, в конечном счёте, создания условий для краха белорусской независимости.
При этом ряд белорусских учёных из-за отсутствия возможности доказать стремление Константина Калиновского к суверенитету белорусских земель прибегает к странным аргументам. К примеру, Геннадий Киселёв (он хотя уже и ушёл от нас, но и сейчас пользуется заслуженным уважением в кругах историков разных взглядов) переводил слова из «Pismа z pod szubienicy Konstantego Kalinowskiego» («Письма из-под виселицы Константина Калиновского») следующим образом: «Калі ронд польскі ўсім братнім народам дае самарондства, маскаль мало таго, што гэтак не робіць…». И на этом основании Киселёв развил целую теорию о заслугах Константина Калиновского перед белорусским народом. В ней он утверждал: «…Цікавы наватвор Каліноўскага «самарондства» заключае ў сабе цэлую канцэпцыю: яго можно разумець не толькі ў вузкім сэнсе, як самакіраванне, але і шырэй – як прызнанне і патрабаванне суверэннасці для народаў колішняй Рэчы Паспалітай». Ни много ни мало – используя весьма неопределённое понятие «самарондства», которое польское правительство будто бы применяло в отношении «братніх народаў», Геннадий Киселёв сделал вывод о стремлении Константина Калиновского добиваться суверенитета белорусов.
Других доказательств у людей, превозносивших «белорусскость» Калиновского и пытающихся быть объективными, больше нет. Вся доказательная база его борьбы за независимость Беларуси строится на фантазиях, домыслах, а иногда и на откровенной лжи.
Возьмём, к примеру, «Pismа z pod szubienicy Konstantego Kalinowskiego» («Письма из-под виселицы»). Первым человеком в Беларуси, кто в начале 1980-х годов нашёл оригинал «Письма из-под виселицы» Константина Калиновского, был белорусский исследователь Владимир Казберук. По его словам оно представляло собой отрывки фраз, написанным мелким почерком на ¼ части листа папиросной бумаги («аркуша»), сложенной в виде почтовой марки. Казберук прямо говорит, что названия «Pismа z pod szubienicy Konstantego Kalinowskiego» («Письма из-под виселицы») и стихотворения «Марыська Чарнаброўка» в тексте не было. А то что нам сегодня показывают в виде духовного наследия «белорусского революционера» есть придуманная нереальность, которая в 1867 году была напечатана в Париже в первом томе книги Агатона Гиллера «Historja powstania narodu polskiego w 1861– 1864 r.» («История восстания народа польского в 1861 – 1864 гг.»). Вероятней всего в создании «труда» Константина Калиновского, изложенного почти на десяти страницах, приняли активное участие эмигрировавшие во Францию сподвижники Калиновского, которые и придумали эти «письма…».
Такими же современными фейками являются «рассказы» про «Mużyckaju Praudu» («Мужицкую правду»), которая изначально формировалась на польском языке, а потом переводилась на белорусский латинским алфавитом с массой полонизмов и издавалась коллективом авторов – Константином Калиновским, Феликсом Рожанским, Валерием Врублевским, по некоторым сведениям – и Станиславом Сонгиным. Данных о том, что «Mużyckaja Prauda» («Мужицкая правда») писалась лично Константином Калиновским нет и обращение польских националистов в формате газеты к белорусским крестьянам, по словам очевидцев, совершенно не пользовалось популярностью среди них. При прочтении сохранившихся номеров «Мужицкой правды» каждому не ангажированному человеку становится понятна вся современная политическая несуразность увязывания этой контрпропагандистской листовки с борьбой за независимость Беларуси.
Идеологема мировоззрения Константина Калиновского, его политическое кредо и политическая позиция Литовского провинциального комитета были опубликованы в газете «Chorągiew swobody» («Знамя свободы»), представлявшей собой официальный орган ЛПК: (перевод с польского) «…Литовский провинциальный комитет… призывая к единству действий все без исключения слои польского общества во имя свободы и независимости… не сомневается в том, что тем самым он выражает всеобщие стремления и единодушные требования всей страны. Акт раскаяния Польши, возрождающейся после почти векового заслуженного покаяния, должен выразиться не в парламентском фехтовании, не в дипломатически-общественных спекуляциях, но лишь в действии… Везде, где национальный траур… грозно обозначил границы польской земли, нас объединяет солидарность принципа и цели… Русский народ содрогается, видя нашу вековую обиду…».
Весьма показательным примером польскости Константина Калиновского является документ, который, судя по многим данным, написан лично им и отражал взгляды Калиновского на события тех дней, – это «PRYKAZ AD RĄDU POLSKAHO NAD KRAJEM LITOUSKIM I BIEŁORUSKIM DA NARODU ZIEMLI LITOUSKOJ I BIEŁORUSKOJ» («Приказ от польского правительства над всем краем литовским и белорусским к народу земли литовской и белорусской») от 11 июня 1863 года. В то время Калиновский только возвратился из Гродно в Вильно, а Якуб Гейштор ещё не был арестован. То есть Константин Калиновский на момент написания «Приказа..» не являлся руководителем восстания. Его мысли, вложенные в слова документа, являлись криком души польского патриота, претендующего на статус «повстанческого Наполеона».
Внимательно вдумаемся в то, что написал Константин Калиновский: «Wy peunie zaczuli, szto ciepier ustanouleny Rąd Polski, szto nety Rąd Polski addaje wam bez nijakaho wykupu i czynszou tuju ziemlu,na jkoj sidzieli waszyje baćki i dziedy, szto nety Rąd Polski daje wam praudziwuju wolność, jak u Prancuzou… szto nety Rąd Polski wiernie jeszcze waszu dauniaszniu sprawiedluwuju wieru dziedou i pradziedo?!» («Вы, верно, слышали, что теперь установлено польское правительство, что это польское правительство отдает вам безо всякого выкупа и чиншей ту землю, на которой сидели ваши отцы и деды, что это польское правительство дает вам настоящую свободу, как у французов… что это польское правительство возвратит вашу давнишнюю справедливую веру дедов и прадедов?!».
Несколько слов по поводу руководства восстанием в Литве и Беларуси со стороны Константина Калиновского: Литовский провинциальный комитет (Комитет движения) c началом восстания некоторое время выжидал, а потом опубликовал манифест, с которым «Центральный комитет в качестве Временного Народного правительства» («KOMITET CENTRALNY JAKO TYMCZASOWY Rząd—Narodowy») обратился к населению Польши и её провинций. Под текстом документа из Варшавы, датированным 22 января 1863 года, стоит печать ЛПК и подпись без числа: «Za zgodność z oryginałem reczy Litewski Komitet, jako Prowincyonalny Rząd tymczasowy na Litwie i Białorusi» («Верность с подлинником свидетельствует Литовский Комитет в качестве Временного Провинциального Правительства в Литве и Беларуси». Но так называемое «ПРАВИТЕЛЬСТВО КАЛИНОВСКОГО» восстанием руководить никак не могло. Оно состояло из 2-3 человек, находилось в глубоком подполье, не имело даже печати, не говоря уже о правительственных структурах, органах и аппарате управления, руководящих документах, официальном месте дислокации и т.д…. Это была небольшая группка амбициозных молодых польских патриотов, боровшихся за свободу Польши своими методами!
Вместе с тем, между 22 и 30 января 1863 года Литовский провинциальный комитет, который иногда назывался «Временным Провинциальным Правительством в Литве и Беларуси» выступил с несколько пространным заявлением, однозначно рассчитанным только на польское население края: «Bracia! Królestwo powstało – nasi na każdym miejscu moskali bija! Krew, która za Niemnem się leje, woła nas do broni! Walka więc z najazdem za nasze święte prawa, za naszą wolność i u nas się zbliża!… Boże zbaw Polskę!» («Братья! Королевство восстало – наши везде бьют москалей! Кровь, которая льётся за Нёманом, призывает нас к оружию! Ведь и для нас приближается час борьбы с захватчиками за наши священные права, за нашу свободу!… Боже, спаси Польшу!»).
Константин Калиновский и его единомышленники более конкретно выразили национальную принадлежность восстания в «Манифесте польского правительства» от 1 февраля 1863 года («MANIFEST RZĄDU POLSKIEGO»).
В манифеста на литовском языке однозначно говорится о «польском правительстве» и «польской земле»: «Wiresnibe linku (Palszczios) aprejszkia Letuwaj, Gudam, Żemajcziom ir kitom szalim użujimtom Maskolu czias prowas» («Польское правительство провозглашает следующие права литовцам, белорусам, жемайтийцам и жителям других областей, занятых русскими»). И далее по тексту: «Wiresnibe linku ataduoda gaspadoriam wergiju ir karalaucziznu lig wiekej be iszsipirkimu ir mokestu, tu żemi, kuriu lig szioł turejo, e wisu paredku wiresnibes Maskolo nekina, bo szioj żemе Linku, e ne Maskolo» («Польское правительство передаёт помещичьим и государственным крестьянам навечно без выкупа и платежей землю, которой они до сих пор владели, а все законы русского правительства отменяет, ибо эта земля польская, а не русская…»).
В польскоязычном варианте манифеста мысль о польском характере восстания звучит так: «Włościanie za to powinni, jak szlachta, bronić kraju polskiego, którego są od dnia dzisiejszego obywatelami» («За это крестьяне должны, как шляхта, оборонять край польский, гражданами которого с сегодняшнего дня они являются»).
Не случайно текст манифеста на белорусском языке отсутствовал.
Не случайно текст манифеста на белорусском языке отсутствовал.
Или ещё личное обращение Константина Калиновского уже в ранге руководителя «белорусского» восстания от 20 сентября 1863 года «К польским солдатам, отбившимся от своих отрядов» («Do żołnierzy polskich znajdujących się w rozsypce»).
Вот как он оценивал «белорусских» повстанцев и их вклад в «независимость Беларуси»: «Męstwo i waleczność żołnierzy polskich wywalczyły w opnji Europy przekonanie, źe Polska być musi, źe Polacy są narodem zasługującym na niezależność od Moskwy» («Мужество и храбрость польских солдат вызвали в общественном мнении Европы убеждение в том, что Польша должна существовать, что поляки – это народ, достойный быть независимым от Москвы»).
Данные факты ещё раз убедительно говорят о том, что не «давление Варшавы и местных «белых» заставляли Константина Калиновского делать реверансы в сторону поляков. Преданность Польше, а не Беларуси характеризовала его как личность – и была сутью его личностного состояния. Собственное убеждение и безудержное стремление сделать белорусское население польским заставляли Константина Калиновского со товарищами объявлять Беларусь «польским краем», а белорусов – гражданами Польши?
К слову, во время второй (и последней) поездки в «войска» Константин Калиновский, будучи комиссаром гродненского воеводства, однозначно выступил в роли польского должностного лица. Приведём некоторые значимые моменты этой инспекции, которую описал непосредственный её участник, стоявший в строю проверяемых Ю. А. Ягмин: «Неизвестный с достоинством выслушал рапорт (командира отряда – Е. П.), поздоровался с партией, крикнув ей: «Шанцуен(м) бронцев ойчизны!!» Вся партия громко гаркнула: «Нех жие Польска!!»… Проходивших в строю повстанцев проверяющий приветствовал такими словами: «Добже поляце!!».
И в качестве последнего аргумента в защиту авторов учебника по русской литературе можно привести высказывания одного из руководителей восстания Владислава Малаховского. Он в своём «братском» письме к командиру повстанческого отряда Феликсу Вислоуху от 16 июня 1863 года достаточно объективно изложил события тех лет: «Potem jednocześnie wybuchło powstanie w Mohilewskiej i Witebskiej guberniach, trwało również niedługo; lud podburzany wszelkimi sposobami kładł mu tamę największą» («Потом одновременно вспыхнуло восстание в Могилёвской и Витебской губерниях, но длилось также недолго; народ, всеми средствами подстрекаемый властями, был для него наибольшим препятствием»). Какой ещё аргумент нужен белорусским историкам, которые усиленно «ищут» «политический компонент независимости Беларуси» в восстании 1863 – 1864 годов, когда ближайший сподвижник Константина Калиновского считал белорусский народ главным препятствием польского восстания?
Таким образом, перед нами предстаёт преданный своей родине польский патриот, который не жалел своей жизни ради свободы Польши. Но политическая и общественная деятельность Константина Калиновского не предполагала суверенитета Беларуси. Она в корне противоречит современной политической логике создания и существования суверенного белорусского государства, несовместима с национальными интересами белорусского народа. Нынешние попытки белорусских историков объяснить формирование из Константина Калиновского личности «белоруса» планетарного масштаба необходимостью повышения международного престижа Республики Беларусь, скорее, имеют обратный эффект, ибо польский националист, сражавшийся за воссоздание Польши «от можа до можа», не может быть символом независмосити Беларуси, даже если он в ней родился и жил.
Создание из Константина Калиновского национального героя имеет не только политический разрушительный аспект для белорусской государственности. Возведение его в ранг «мыслителя», «создателя белорусской литературы» принижает в глазах мирового сообщества белорусскую духовность и белорусскую культуру. Это в Республике Беларусь неизвестно кем написанное «Письмо из-под виселицы» возможно выдавать за «образец философской и политической мысли». Учёные Польши, Литвы и России прекрасно знают истинную цену «мыслителя» Константина Калиновского. И его постановка в один ряд с Кириллом Туровским, Франциском Скориной, Сымоном Будным, Симеоном Полоцким… бросает тень на всё белорусское духовное наследие.
И последнее. Ежегодно в январские дни во многих уголках Беларуси отмечают День памяти повстанцев 1863 года, их «героической» борьбы с российскими «оккупантами». Встречи проходят традиционно: собравшиеся посещают могилу Виктора Калиновского, которого литвино-польские круги считают «идеологом восстания». Там произносятся короткие речи, зажигаются свечи и исполняют на белорусском языке польский исторический бренд «Магутны Божа». Затем возлагают венки к памятнику Константина Калиновского и Ромуальда Траугутта. После этого опять речи и посещение родового фольварка Калиновских в посёлке Якушевка, где новые члены «Молодого фронта» принимают «народофронтовскую» присягу у памятного креста на верность Беларуси в их понимании.
Исполнение белорусской молодёжью польского исторического гимна, принятие присяги в памятных местах польских повстанцев, которые сражались за превращение белорусских земель в историческую Польшу, есть прямой результат деятельности некоторых историков Беларуси по обращению польских националистов в белорусские исторические истоки.
Молодёжь искренне хочет служить Беларуси и делать для неё добро.
Большинство членов «Молодого фронта», других молодёжных организаций готовы идти за белорусскую идею на любые личные жертвы. Но их обманывают и целенаправленно из России делают врага белорусского народа. Давайте вчитаемся в слова реальной присяги повстанцев 1863 года.
«Przysięgamy na imię Przenajświętrzej Trójcy i zaklinamy się na rany Chrystasa, że Ojczyznie Naszej Polsce wiernie służyć będziemy i wykonywać wszelkie rozkazy w jmieniu tejże Polskiej Ojczyzny przez naczelników wydane, rozporządzeń że zaborczego rządu Mozkiewskiego słuchać nie będziemy i ile możności i sił naszych stanie, obowiązujemy się pomagać Polskiemu wojsku i Powstańcom, tak man dopomóż Boże, w Trójcy Swiętej jedyny, Matko Boska i Wszyscy święci. Amen».
(«Присягаем во имя Пресвятой Тройцы и клянёмся на ранах Христа, что нашей родине Польше будем служить верно и исполнять, во имя того-же отечества Польши, все приказания, предписанные нам начальниками, распоряжений же грабительского Московского правительства слушать не будем и, насколько возможностей и сил хватит, мы обязуемся помогать польскому войску и повстанцам, так нам да поможет Бог, в Пресвятой Тройце Единый, Матерь Божья и все Святые. Аминь»).
В Республике Беларусь широко тиражируется историками и публицистами якобы следующий пароль повстанцев 1863 – 1864 годов:
«–Каго любіш?
–Люблю Беларусь.
–Так узаемна!».
В одном из номеров «Гістарычнага часопіса» за 2013 год Валентин Голубев опубликовал материалы «Дела Виленской Особой Следственной Комиссии О лицах, прикосновенных к делу казненного преступника Константина Калиновского», которые знакомят общественность Беларуси с достоверным источником появления так называемого «пароля белорусских повстанцев». Обратимся к копии оригинала документа. Из него видно, что Витольд Парфинович, предавший Константина Калиновского и указавшего царской охранке виленский адрес его конспиративной квартиры, показал следующее:
«…Я воспользовался данным в Могилеве Жуковским адресом к госпоже Баневич… Прійдя в ея квартиру, я застал Баневич дома и сказал лозунг «кого любишь», на что она должна была ответить «люблю Белорусь», и наконец я обязан был прибавить «так взаимно», но она встревожилась… не отвечала мне на лозунг и просила обратиться к кому либо другому… Утром на другой день… Макаревич… сообщил мне новый лозунг «который день».
Как мы видим вариант пороля-диалога из кинофильма «Подвиг разведчика»: «У вас продаётся славянский шкаф? Шкаф продан. Могу предложить никелированную кровать с тумбочкой» и эпизод в духе профессора Плейшнера из кинематографической классики о разведчиках-шпионах «Семнадцать мгновений весны» усилиями Владимира Короткевича, Александра Смирнова и некоторых историков и публицистов превращены в мощное идеологическое оружие по внедрению литвино-польских начал в белорусское общество. В настоящее время такой пароль-лозунг, как и вся кампания по прославлению на территории Республики Беларусь польского восстания 1863 – 1864, является не только анахронизмом – это уже в определённой степени политическая провокация в отношении независимой и суверенной Беларуси, против российско-белорусских отношений и Союзного государства.
Подлесный Евгений Яковлевич, полковник в отставке, кандидат политических наук.
Публикуемый материал содержит личные оценки и версии автора Подлесного Евгения Яковлевича, и может в корне не совпадать с мнением редакции сайта выпускников Минского СВУ.