Константин (Кастусь) Калиновский – активный реализатор концепта полонизации белорусских земель

Содержание:

• Константин (Кастусь) Калиновский – придуманный образ исторического белоруса и объективная реальность польского националиста.
• Процесс превращения польского шовиниста в белорусского национального героя.
• «Письмо из-под виселицы Константина Калиновского» – политический блеф белорусской истории.
• Повстанческий комиссар Гродненской губернии (воеводства).
• Агония польского восстания 1863 – 1864 годов в Беларуси и его последний хранитель – «диктатор» Константин Калиновский.

В настоящее время в Республике Беларусь «восстание 1863–1864 годов в Польше, Беларуси, Литве и Украине» принято называть «белорусским». Викентия Константина (Кастуся) Калиновского определённая часть общества считает предводителем восстания и возводит в ранг национального героя, боровшегося за независимость белорусских земель. 24 сентября 2019 года группа белорусской интеллигенции обратилась к руководству Литвы с открытым письмом, в котором содержалась просьба о перезахоронении останков «Кастуся» Калиновского на территории Республики Беларусь. С именем «лидера» «белорусского» восстания XIX века протестная молодёжь шла на свержение независимого белорусского государства.

С другой стороны, многие граждане страны относятся к Калиновскому как к приверженцу польской национальной идеи, активному проводнику идей полонизации Беларуси 1860-х годов.

Данные факты ещё раз указывают на то, что выяснение социально-политической сущности личности Константина (Кастуся) Калиновского для Республики Беларусь является далеко не праздным вопросом: кем был на самом деле Константин Калиновский –  белорусом или польским националистом – имеет важное значение для сохранения белорусской независимости и государственности.

Константин Калиновский – придуманный образ исторического белоруса и объективная реальность польского националиста

В настоящее время Константин Калиновский является одним из самых прославленных исторических деятелей в Республике Беларусь. Его имя превозносится во всех отраслях гуманитарных наук и видах искусства. Коллектив авторов в составе 18 человек (почти все доктора и кандидаты исторических наук) в своём  учебно-методическое пособии для высших учебных заведений назвал Константина Калиновского так: «Первый белорусский революционный демократ, мыслитель, поэт, публицист» [1, с. 179]. В учебнике «История Беларуси…» для 8-х классов средней школы 2018 года издания под редакцией Сергея Панова даётся следующий портрет Константина Калиновского: он был «образован, чист, полон благородства, ума и энергии. Обошёл пешком Литву и Беларусь, неся в народ жар любви к Отечеству»   [2, с. 60]. Но дальше всех пошёл Витовт Чаропко в своей книге «Героі паўстання 1863 года» (2016): «Апостал беларускага Адраджэння, ідэі якога сталі праграмнымі ў нацыянальна-вызваленчым руху, а імя – сімвалам гераізму» [3, с. 6].

Среди «почётных» наименований, которыми некоторые историки и публицисты награждают великого «белоруса» Викентия Константина (Кастуся) Калиновского, можно выделить следующие: «выдающийся сын белорусского народа», «основатель белорусского революционного демократизма», «политический деятель и публицист», «великий революционер», «лидер и теоретик революционной демократии», человек, творчество которого  «на многие десятилетия предопределило идейно-эстетическое направление белорусской демократической литературы» и т. п.

Тема восстания 1863–1864 на территории Беларуси и белорусскости Константина Калиновского, в частности, достаточно широко представлена в произведениях художественной литературы и искусства.

Были созданы, посвящённые событиям восстания и деятельности Калиновского поэмы Максима Танка «Калиновский» и Аркадия Кулешова «Хомутис», роман Владимира Короткевича «Колосья под серпом твоим» и трагедия «Кастусь Калиновский. Смерть и бессмертие» этого же автора. Повстанцам и Константину Калиновскому посвящены произведения и многих других белорусских литераторов.

В белорусском театральном искусстве первой постановкой на тему восстания стал спектакль Белорусского государственного театра «Кастусь Калиновский», поставленный в 1923 году драматургом и режиссёром Евстигнеем Мировичем на основе собственной пьесы. В 1928 году Белорусской киностудией совместно с Ленинградской фабрикой «Совкино» был выпущен кинофильм, также носивший название «Кастусь Калиновский». К 100-летию восстания вышел фильм Минской студии научно-популярных и хроникально-документальных фильмов с таким же названием.

В годы великой Отечественной войны на территории Беларуси вели боевые действия партизанская бригада и партизанский отряд имени «Калиновского». Тогда же поэтом Михасём Климковичем было написано либретто оперы «Кастусь Калиновский». После войны эту оперу на музыку Дмитрия Лукаса поставили в Белорусском театре оперы и балета. В 1974 году белорусским композитором Олегом Янченко был написан балет «Кастусь Калиновский».

Ещё в 1920-е годы к образу Калиновского начали обращаться белорусские скульпторы и художники. Одними из наиболее известных картин являются полотна Петра Сергиевича «Кастусь Калиновский среди повстанцев 1863 года» «К. Калиновский и В. Врублевский проводят смотр повстанцев», которые писались в 1950-е годы и являлись художественным вымыслом автора, не имевшим никакой связи с реальностью. Скульптуром Заиром Азгуром был создан бюст К. Калиновского, установленный затем у здания Свислочской гимназии № 1, которую он когда-то окончил. Обращались к образу «известного белоруса» и другие художники, графики и скульпторы.

В 1963 году в связи со 100-летием восстания одна из улиц Минска была названа именем Кастуся Калиновского. Такие же улицы появились и в городах Гродно, Могилёв, Ганцевичи, Барановичи, Лида, Молодечно, Мосты, Несвиж, Новогрудок, Островец, Ошмяны, Полоцк, Пружаны, Свислочь. В 1969 году деревня Лихосельцы, которая расположена рядом с Якушевкой, была переименована в Калиновскую. В Свислочском районном музее знаменитому земляку посвящена отдельная выставка. В 1987 году имя К. Калиновского было присвоено одной из местных школ.

В день рождения «белорусского» революционера молодофронтовцы пытаются повсеместно вывесить флаги БЧБ, а «прогрессивная» общественность отметить дату каким-то знаковым мероприятием. Так 22.02 2020 года с опозданием на 20 дней на площаке Re : Public в Минске был организован музыкальный фестиваль «Узаемна!/UZAJEMNA!» с участием наиболее известных называемых себя «белорусскими» и польских рок-групп DZIECIUKI, Znich&Rutvica, Pawa, żywiołak  и т. д. Со сцены могучим потоком лились восхваления «национального» героя Беларуси Константина Калиновского и звучали в его честь различные музыкальные произведения.

Всеми «калиновсковедами» не представлено ни одного конкретного документа, подтверждающего хоть какую-то принадлежность вышеназванного польского революционера к белорусской идее.

Данный перечень действий по увековечению памяти «национального героя» Беларуси и преклонения перед «великим белорусом» поражает своими масштабами. Однако абсолютное большинство из этих пиететов есть плод воображения – и не более того. Всеми «калиновсковедами» не представлено ни одного конкретного документа, подтверждающего хоть какую-то принадлежность вышеназванного польского революционера к белорусской идее. Не существует также работ Константина Калиновского (даже книжечки), которые можно поставить в один ряд с трудами Платона, Аристотеля, Гегеля, Маркса, Ницше, чтобы назвать его «мыслителем».

Совершенно не выдерживает критики увязывание Константина Калиновского с образом «демократа». Он не может соотноситься с «топором», «виселицами» и шантажом, которые составляли основу теории и практики Константина Калиновского.  А ещё, где это видано, чтобы  за одно стихотворение «Марыська чарнабрэва, галубка мая…» с далеко сомнительным  и неясным авторством  причислять его к  почётной когорте «поэтов» и ставить его в один ряд  наравне с классиками мировой и белорусской литературы.

Мы нигде не видели документальных подтверждений, исходящих от самого Константина Калиновского о том, что он ратовал за независимость Беларуси, призывал к её свободе или предлагал решить проблему белорусского народа как самостоятельного этноса, а не пушечного мяса во имя Польши. «Белорусско-литовское государство» Калиновского есть плод фантазий некоторых белорусских историков и публицистов, при этом – политически достаточно опасный для суверенной Беларуси.

В реальности Константин Калиновский  предлагал наделить крестьян землёй, а они, по его замыслам, за это будут сражаться за Польшу как за свою родину. Такова реальная причина его «поклонения» в сторону «мужиков». Обращение Константина Калиновского и его единомышленников к литовским и белорусским крестьянам – «только мужик может поднять на своих сильных плечах будущую  Польшу» [4, с. 193] –  определялись чисто политическими мотивами. Он и его «паплечнікі» на основании исторической практики предполагали, что в ходе польской революции будут иметь потенциальных предателей в лице землевладельцев. История российско-польских отношений полна примерами, когда, оказавшись перед выбором: или личные поместья, или идея независимости Польши, шляхтичи почти всегда выбирали свои «маёнтки».

Даже во время допросов Константина Калиновского после его ареста перед членами Виленской следственной комиссии предстал ортодоксальный польский националист, для которого польское дело было смыслом его жизни. Вот как звучали слова Константина Калиновского в его записке после окончания следствия 28 февраля 1864 года: «Сеть, охватывающая нас во всех классах и соединяющая с Польшею, имеет столько оснований в традициях и даже предрассудках, что распутать ее, уничтожить и воссоздать что-либо новое составляет вековой, систематический труд» [4, с.  90].

В принципе внимательное изучение документов показывает, что Калиновским, будучи польским патриотом, не мог быть носителем белорусской национальной идеи, тем более создателем. Весьма показательным примером польскости Константина Калиновского как личности и реализатора концепции полонизации белорусских земель является «PRYKAZ AD RĄDU POLSKAHO NAD KRAJEM LITOUSKIM I BIEŁORUSKIM DA NARODU ZIEMLI LITOUSKOJ I BIEŁORUSKOJ» («Приказ от польского правительства над всем краем литовским и белорусским к народу земли литовской и белорусской») от 11 июня 1863 года (дата требует уточнения), который  лично был написан Калиновским.  Вдумаемся в текст приказа: «Wy peunie  zaczuli,  szto ciepier  ustanouleny Rąd Polski, szto nety Rąd Polski addaje wam bez nijakaho wykupu  i czynszou tuju ziemlu,na jkoj sidzieli waszyje baćki i dziedy, szto nety Rąd Polski   daje wam praudziwuju wolność, jak u Prancuzou, hdzie nichto nie  śmieje  kryudzić  prastoho czelawieka, szto nety Rąd Polski  wiernie jeszcze waszu dauniaszniu sprawiedluwuju wieru dziedou  i pradziedo?!» («Вы, верно, слышали, что теперь установлено польское правительство, что это польское правительство отдает вам безо всякого выкупа и чиншей ту землю, на которой сидели ваши отцы и деды, что  это польское правительство дает вам настоящую свободу, как у французов, где никто не смеет обижать простого человека, что это польское правительство возвратит вашу давнишнюю справедливую веру дедов и прадедов?!»)  [5, с. 29, 30]. Это был один из трёх повстанческих документов, типографская листовка с которым кроме польского была напечатана и на белорусском языке латинкой с целью превращения белорусов в поляков.

Эти же намерения ярко выражены и ещё в одном документе, написанном Калиновским и опубликованном в том числе на белорусском языке. Надпись на белорусском варианте листовки  «Prykazа» («Приказа»)  была сделана  на польском языке «Kommis. Rządowy w Wojew. Grodzienskiem» («Правительственный комиссар в Гродненском воеводстве»). В переводе на русский язык начало «Приказа» звучало так: «Ронд Польский, поставив меня над вами, требует, чтобы я глядел…, чтобы вы также делали так, как вам Ронд Польский будет приказывать» [6, c. 25].

Можно привести ещё один пример преданности Константина Калиновского польскому делу. Им   является его личное обращение в ранге руководителя «белорусского» восстания («диктатора») от 20 сентября 1863 года «К польским солдатам, отбившимся от своих отрядов» («Do żołnierzy polskich znajdujących się w rozsypce»).   Вот как он оценивал «белорусских» повстанцев и их вклад в «независимость Беларуси»:  «Męstwo  i waleczność  żołnierzy  polskich wywalczyły w opnji Europy przekonanie,  źe Polska być musi, źe Polacy są narodem zasługującym na niezależność od Moskwy» («Мужество и храбрость польских солдат вызвали в общественном мнении  Европы убеждение в том, что Польша должна существовать, что поляки – это народ, достойный быть независимым от Москвы»). [5, с. 50 – 51].

В 1929 году польский исследователь Хенрик Мостицкий в одной из своих статей опубликовал стихотворение якобы Константина Калиновского, которое явно является переделкой «Марша Домбровского» (1797). Выглядели эти строчки так:

Восхищение Калиновским «диктатором» восстания польским генералом Мерославским было не случайным. По свидетельствам современников Константин Калиноский постоянно его поддерживал. Так уже в 1861 году, выполняя поручение Мерославского, он организовывал подпольную ячейку в Вильно [6, с. 12, 13].  Здсь надо подчеркнуть, что строчки «Jeszcze Polszczą nie propałа,  кali my żywiom» («Ещё Польша не пропала, пока мы живём») достаточно часто стречаются в работах, принадлежащих Калиновскому. Можно сказать, что эта мысль была его внутренним кредо.

Таким образом, Константин Калиновский в действительности был ярым польским националистом, а  вся доказательная база его  близости к Беларуси строится на фантазиях, домыслах, а иногда и на откровенной лжи.

Процесс превращения польского шовиниста в белорусского национального героя

Как получилось, что яркий польский националист Wincenty Konstanty Kalinowski стал историческим символом независимой Беларуси – «Кастусём Каліноўскім»?

Ответ кроется в особенностях обстановки на белорусских землях в начале XX века, когда национально-освободительное движение «приватизировала» католическая интеллигенция. Зимой 1902-1903 гг. на основе кружков по изучению Беларуси и разработке национального вопроса создаётся партия «Белорусская революционная (позднее – социалистическая) громада», куда входят Алоиза Пашкевич (Тётка), братья Антон и Иван Луцкевичи, Казимир Кастровицкий (Карусь Каганец), Вацлав Ивановский, Франциск Умястовский, Вацлав Ластовский… Уже на первом съезде (1903) БРГ заявила о себе как о социально-политической организации белорусского трудового народа.

Большинство членов руководства Белорусской революционной громады  были католиками, вместе с тем у них не было никаких оснований  связывать себя с польскими фобиями белорусской католической шляхты XIX – начала ХХ века. Они не были обременены никакими обязательствами перед традиционными политическими силами Беларуси, не были вхожи в экономическую и интеллектуальную польскоязычную элиту белорусских земель.

Но отказавшись от почти всех культурных символов своих предков – литвинов-поляков (романтической поэзии и музыки Мицкевича и Монюшко, народного католицизма в духе праздника Святого Казимира и т. д.), члены  Белорусской революционной громады вынуждены были восхищаться «общебелорусским» крестьянским менталитетом и фольклором, отречься от накопленной веками письменной польской культуры, исторической памяти. «Мужык-белорус», «пан сохи и косы» должен был стать единственным законным представителем на белорусских землях. Польское и российское панство в такой системе координат становилось некоей единой враждебной силой. Неслучайно одно из первых стихотворений Янки Купалы, с которым он взошёл на литературный Олимп, называлось «Мужык» (1904). Однако ненависть отцов и дедов «новых белорусов» к Российской империи никуда не ушла. Они синтезировали в своём сознании и, соответственно, в политической практике две многовековые социальные ненависти: крепостных крестьян к своим панам и самих панов к России.

В то время белорусская революционная реальность потребовала «создания» национальных героев Беларуси. Константин Калиновский был поляком, родившимся на белорусской земле (если отец и мать поляки, то кем будет их сын?). Но своей яростной борьбой с царским самодержавием и презрением к шляхетству он как бы заслужил право играть роль народного символа Беларуси. Можно предполагать, что немаловажное значение имело западно-христианское цивилизационное единство Калиновского и тогдашних белорусских революционеров.

Именно потому Вацлав Ластовский из Константина Калиновского в 1916 году  начал формировать образ  борца за свободу белорусов. В статье «Pamiaci Sprawiadliwaho» («Памяти справедливого»), которая была размещена в газете «Homan» («Гомон»), он сконструировал «руководителя» якобы «белорусского» восстания. Вацлав Ластовский превратил Калиновского в белоруса, дал ему новое имя «Кастусь» и наделил его самыми положительными качествами патриота Беларуси. То, что он являлся этническим поляком и его девизом были слова: «польское дело – это наше дело…» никого не смущало. Кстати, сам Ластовский с 1902 года был членом Польской социалистической партии в Литве.

После революции советская пропаганда остро нуждалась в представителях национальных республик, которые олицетворяли бы собой примеры борьбы с царизмом. «Кастусь» Калиновский идеально вписывался в процесс «белорусизации» 20-30-х годов XX века, проводимого большевиками в БССР.  Его образ в качестве   защитника простых белорусов «раскрутили», как сейчас высказываются, до небывалых высот, о которых говорилось в начале раздела.

С падением СССР «Кастусь» Калиновский был востребован силами, которые стояли на литвино-польских позициях, ибо он мог стать одним из инструментов расшатывания белорусской государственности. С одной стороны, «Кастусь» Калиновский представал перед обществом человеком, который вроде бы являлся защитником национальных интересов Беларуси.  С другой стороны, реальный Константин Калиновский люто ненавидел православие, Россию и весь «Русский» мир, был ортодоксальным польским националистом. Его фактическое мировоззрение и преданность «польскому делу»  достаточно удобно подходили  для смены этнокультурных ценностей белорусского народа, перемены его цивилизационной принадлежности и, в конечном счёте, создания условий для краха белорусской независимости и государственности.

Ряд белорусских учёных из-за отсутствия реальных фактов и доказательств стремлений Константина Калиновского к суверенитету белорусских земель прибегает к странным аргументам. К примеру, Геннадий Киселёв (он хотя уже и ушёл от нас, но и сейчас   пользуется заслуженным уважением в кругах историков разных взглядов) трактовал слова из так называемого «Pismа z pod  szubienicy Konstantego Kalinowskiego» («Письма из-под виселицы Константина Калиновского»)  следующим образом: «Калі ронд польскі ўсім братнім народам дае самарондства, маскаль мало таго, што гэтак не робіць» [7, с. 263]. И на этом основании Киселёв развил целую теорию о заслугах Константина Калиновского перед белорусским народом. В ней он утверждал: «Цікавы наватвор Каліноўскага «самарондства» заключае ў сабе цэлую канцэпцыю: яго можно разумець не толькі ў вузкім сэнсе, як самакіраванне, але і шырэй – як прызнанне і патрабаванне суверэннасці для народаў колішняй Рэчы Паспалітай» [7, с. 263].

Политическая ремарка.  В переводе с польского языка слово «ронд» означает власть, правительство, а слово «саморондство» – это самовластие (дословно), самоуправление.  И вот используя понятие «саморондства», которое польское правительство в лице Калиновского будто бы применяло в отношении «братніх народаў», Геннадий Киселёв сделал вывод о стремлении Константина Калиновского добиваться суверенитета белорусов. Но мы уже рассматривали предложения «красных» повстанцев для непольских народов, в   которых не было никакого «саморондства». А вековая практика весьма убедительно продемонстрировала методы польских националистов предоставления суверенитета белорусскому народу, особенно в Западной Беларуси.

По факту можно сказать, что более «убедительных» доказательств белорусскости Константина («Кастуся») Калиновского чем «саморондство», у историков Беларуси, которые хоть как-то стремятся быть объективными, нет! А так называеме «саморондство» к белорусской государственности никакого отношения не имеет.

«Письмо из-под виселицы Константина Калиновского» — политический блеф белорусской истории

В первом томе книги Агатона Гиллера «Historja powstania narodu polskiego w 1861– 1864 r.» («История восстания народа польского в 1861–1864 гг.») (1867) впервые былo опубликованo «Pismo z pod  szubienicy Konstantego Kalinowskiego» («Письмо из-под виселицы Константина Калиновского») под рубрикой  «DO  LUDU  BIAŁORUSKIEGO»  («ДО НАРОДА БЕЛОРУССКОГО»).  Авторство этой работы приписывалось Константину Калиновскому. В тексте «Письма…» есть важные для политической жизни современной Беларуси слова: «… Рiśmo oddrukujcie, kab znau swiet Boży, jak mużyki Biełorusy hladziać na Maskalou  i paustanie polskoje…»  (… Письмо отпечатайте, чтобы знал мир божий, как мужики – белорусы смотрят на москалей и восстание польское …») [8, с.328].

Для трубадуров польских начал в Республике Беларусь здесь два убийственных факта. Во-первых, обращение «DO  LUDU  BIAŁORUSKIEGO»  («ДО НАРОДА БЕЛОРУССКОГО»). То есть, польские повстанцы обращаются не к литвинам, а к белорусам.   Во-вторых, чётко обозначен национальный характер восстания – «paustanie polskoje»  («восстание польское»).

В независимой Беларуси данная работа стала национальным брендом, который  изучают в школах и вузах. «Письмо..» превратилось в национальный исторический  символ. Но оригинала письма Константина Калиновского в Республике Беларусь никто не видел и не держал в руках.  Все ссылаются на белорусского учёного Владимира Казберука, который якобы в начале 1980-х годов нашёл данный документ в Варшаве.  Обратимся к словам самого Владимира Казберука: «І вось у рукі неспадзявана  трапіла невялікая паперка з такім вядомым тэкстам: «Браты мае, мужыкі родныя…». Гэта быў той запавет Кастуся Каліноўскага, што ўвайшоў у гісторыю пад назвай «Пісьмо з-пад  шыбеніцы».

Я звярнуўся да каталогаў. Там дакумент значыўся пад назвай «Адозва «Мужыцкай праўды».   (Выделение слов в тексте сделаны нами. – Е. П.).  Прыгледзеўшыся ўважліва да тэксту, я зразумеў, што гэта быў аўтограф легендарнага кіраўніка паўстання. Зварот да народа напісаны чарнілам на тоненькай паперы. Фармат яе – чацвёртая частка сённяшняга машынапіснага  аркуша, прытым яшчэ складзеная ўдвая. Атрымлівалася такім чынам восьмая частка аркуша. На самой паперы захаваліся сляды перагібаў, якія сведчаць аб тым, што гэтая частка складвалася яшчэ тры разы. Так вось атрымлівалася зноў восьмая частка ад той восьмай, гэта значыць адна шэсцьдзесят чацвёртая ўсяго аркуша – як паштовая марка. Каб было лёгка схаваць. У такім выглядзе пісьмо і трапіла на волю… У самім тэксце назвы «Пісьмо з-пад шыбеніцы» не было. Не было таксама і верша «Марыська чарнаброва»… Неабходна падкрэсліць, што ў аўтографе пісьма няма слоў аб неабходнасці змагацца «за сваю веру». Яны былі дапісаны без ведама аўтара звароту… » [9, с. 15]. (Экспертизы данного листка бумаги на предмет авторства Калиновского, конечно, никто не проводил).

Необходимо сказать: одному богу известно сколько ещё было добавлено в этом опубликованном документе помимо воли автора. Ведь в работе Агатона Гиллера одна четвёртая часть листа А4 с набросками якобы Константина Калиновского превратилась в десять с лишним страниц печатного текста. Вероятней всего, в создании парижского труда Агатона Гиллера активно участвовали эмигрировавшие во Францию сподвижники Калиновского, которые вместе с автором книги и создали это «Письмо…», состоящее из трёх частей: «І да нашага кутка даляцела ваша Газэтка», «Марыся чарнабрэва, галубка мая», «Браты мае, мужыкі родныя».  В настоящее время этот документ превратился в «Письма…».

Белорусские историки давно знали об отсутствии оригинала «Письма…». Да и первые слова документа вызывают определённые сомнения. К примеру, если бы эти письма писал человек, приговорённый к смертной казни, то разве начинал бы он своё обращение к народу со слов:  «I da naszaho kutka dalazieła wasza Gazetka» («И до нашего уголка долетела ваша газетка») [8, с. 327].

Вместо объективного исследования положения с документом, который является историческим символом белорусской нации, мы видим стремление ряда историков доказать недоказуемое путём придумывания всё более экзотичных доводов. Наиболее распространённым доказательством является предположение о наличии двух текстов «Письма…»: чистового, который якобы был отослан в Париж и черновика, найденного Владимиром Казберуком. Оно впервые было высказано Геннадием Киселёвым, которому принадлежит наиболее полное исследование данного вопроса [7, с. 276]. Белорусские историки даже выдвинули целую теорию хранения рукописей Калиновского: польская библиотека в Рапперсвилле (Швейцария), потом Национальная библиотека в Варшаве. Далее 1944 год – восстание в Варшаве и гибель чистового варианта текста Калиновского.

Вместо всех конспирологических придумываний автор предлагает свою версию. Так в книге Агатона Гиллера обращение к белорусам Константина Калиновского напечатано вслед за пропагандистской листовкой «Pismo ad ja śka  haspadara z pad Wilni da mużykou ziemli polskoj» («Письмо Яська, хозяина из-под Вильни, к мужикам земли польской»). Сохранился оригинал этого документа и их сравнение показывает, что Агатон Гиллер никаких правок не вносил.  То есть он не имел привычек править авторов. И ещё: последовательное расположение обоих документов указывает на их взаимосвязь и письмо Калиновского явно является продолжением письма «Яськи».

А сейчас авторское предположение: обращение «к мужикам земли польской» один к одному напоминает тексты «Мужицкай правды», которую издавал коллектив авторов. Наиболее вероятно, что письмо «Яськи» было подготовлено еще во время восстания. Потом решили «убить» «Яську из-под Вильни» царскими сатрапами. При этом «Яська» якобы «пишет»   мужественное письмо к белорусскому народу из камеры смертников. Одну из частей этого документа готовил в своей конспиративной квартире Константин Калиновский. Чистовик он передал своим соратникам, а черновик среди других бумаг   спрятал в ножке стола. Как известно смелая девушка Каролина Яцина успела опередить жандармов и спасти документы. Затем автограф Калиновского оказался в личном архиве польского историка Людвика Яновского, работавшего в 1919–1921 гг. в Виленском университете, и после его смерти был передан в Национальную библиотеку в Варшаве.

Возможны и другие варианты.

Повстанческий комиссар Гродненской губернии (воеводства) – Константин Калиновский

В конце марта – в первых  числах апреля Калиновский под фамилией Чарновский (Чарнецкий, Чарноцкий) появился на гродненской земле. Его назначению на новую должность предшествовала беседа, о которой Якуб Гейштор  в своей книге  «Pamiętniki z lat 1857 – 1865» («Воспминания 1857 – 1865 годов») говорит следующим образом:  «Когда он вновь попытался перечить мне, я спросил его категорически, признает ли он власть… Он понял вопрос… Я рекомендовал Калиновскому… не восстанавливать против себя шляхту-землевладельцев, считать их силой, необходимой восстанию» [4, с. 167].

Назначенный гродненским воеводским комиссаром Константин Калиновский зарекомендовал себя зрелым политиком местного масштаба и реализатором концепта полонизации Беларуси.  В его деятельности идеи юношеского максимализма (литовский и белорусский мужик решит проблемы Польши в регионе) явно уступили прагматизму руководителя. Так, во время инспекционной поездки по Волковысскому и Слонимскому уездам он постоянно останавливался в помещичьих имениях: «Мы поехали… сперва к помещику Спиридовичу, от него в имение Алексипец помещика Завистовского, далее к помещику Биспингу, имение Верейки»  [4, с. 141]. И всюду с помещиками Константин Калиновский успешно договаривался.

В документе «Instrukcja dodatkowa i szczególowa dla Komisarzy Powiatowych» («Дополнительная и подробная инструкция для комиссаров поветов»), разработанном лично   Калиновским,   наглядно демонстрируется приверженность Константина Калиновского к подчинению Национальному правительству в Варшаве и властям в Вильно, которые  его низвергли:

«Przestrzegać czystości wykonania praw i dekretów przez Rząd Narodowy lub wydzial wykonawczy wydanych»  («Наблюдать за тем, чтобы законы и декреты, издаваемые Национальным правительством или Исполнительным отделом, неукоснительно выполнялись») [5, с. 348].

При «необходимости» Константин Калиновский не чурался грубого шантажа с целью заставить людей служить польскому делу. Он предлагал выбор – или должность в повстанческом движении, или он сдаёт человека царским властям. В частности, одному из кандидатов на его отказ от предлагаемого назначения Константин Калиновский заявил: «Нет, брат, теперь не время отнекиваться… Вы, трусы, падая духом, хотите дать России средства убедить их, что у нас только ребячество…  Я вас всех вижу, а потому и прибегаю к таким средствам, чтобы заставить служить Жонду Народовому»  [4, с. 142].

На первый взгляд, Константин Калиновский буквально вдохнул «новую жизнь» в революционные события 1863 года на территории Гродненского воеводства: количество боестолкновений с российскими войсками резко возросло. Но нынешние «рассказы» о «мужественном» руководстве Константином Калиновским боевыми действиями повстанцев является художественным вымыслом.  Правдой является то, что одна из двух полевых инспекционных поездок в лагеря польских отрядов состоялась в Миловидские леса, где состоялось одно из самых значимых сражений с российскими войсками в 1863 году.   Константин Калиновский проверял у инсургентов в первую очередь хозяйственные дела. Согласно воспоминаниям свидетелей этой поездки в расположении лагеря повстанцев  под Миловидами   «Калиновский выдал предводителям шаек, а именно Ляндеру, Юндзиллу и др., какие-то книжки для ведения счетов и поверил прежние расходы, что продолжалось до 3 часов ночи, но, узнав, что приближаются войска, мы ушли оттуда и потом поехали назад в Гродно…»  [4, с. 141, 142].

Несколько слов о его другой поездке в «войска», во время которой «белорус» Константин Калиновский в должности комиссара гродненского воеводства провёл инспекционный смотр повстанческого отряда. Приведём некоторые значимые моменты этой инспекции, которую  описывает непосредственный её участник, стоявший в строю проверяемых Ю. А. Ягмин: «Неизвестный с достоинством выслушал рапорт (командира отряда – Е. П.), поздоровался с партией, крикнув ей: «Шанцуен(м) бронцев ойчизны!!» Вся партия громко гаркнула: «Нех жие Польска!!»… Проходивших в строю повстанцев проверяющий приветствовал такими словами: «Добже поляце!!» [7, с. 185].

Круг обязанностей Константина Калиновского как представителя «Отдела, управляющего провинциями Литвы» был достаточно ограничен и   организация боевых действий не входила в его компетенцию: «…По инструкции Жонда от комиссаров отнята была тогда военная часть и  им поручалось наблюдать за деятельностью воеводских» [4, с. 142].  Единственным значимым решением Калиновского в военной области были выдвижения им своего друга Валерия Врублевского на должность начальника штаба повстанческого движения Гродненского воеводства в апреле – мае 1863 года и «главнокомандующего» в августе. Но диктовалось они не военной целесообразностью, а рядовой аппаратной игрой.

За два месяца пребывания в Гродненском воеводстве Константин Калиновский объехал Волковысский и Слонимский уезды. В остальные пять уездов он не попал – и говорить о его исключительном влиянии на развитие партизанской борьбы на Гродненщине против российских войск весьма проблематично.

Нахождение Калиновского в глубоком подполье накладывало ряд ограничений на возможность охватить своим непосредственным влиянием всю Гродненщину, размеры которой были сопоставимы со средним европейским государством. Даже самая совершенная почта не могла восполнить оперативного и открытого руководства повстанческим движением. Что касается резко возросшей весенне-летней активности инсургентов 1863 года, то она наблюдалась во всем Северо-Западном крае и была связана с приходом к руководству восстанием «белых» прагматиков и отстранением от власти «красных» – «мечтателей».

Агония польского восстания 1863–1864  годов в Беларуси и его последний хранитель: «диктатор»  Константин Калиновский

К июлю 1863 года восстание в Беларуси начало затухать. Шляхтичи, словно дети недавно радовавшиеся номинациям на должности, повсеместно от них отказывались, а должностные печати зарывали в землю. Среди них началось движение за подписание верноподданических адресов российскому императору. Белорусские губернии буквально соревновались в массовости подписей.          Белорусские шляхтичи-дворяне вели себя точно также, как и их предшественники в 1830–1831 годах. К примеру, в «Записке Минской губернской следственной комиссии…» от 14 января 1832 года поведение членов польских  повстанческих «правительственных комитетов»    характеризовалось следующим образом:    «Никто из них не уклонился от явки к правительству и все принесли чистосердечное раскаяние, прося помилования и уверяя в непоколебимой впредь верности всероссийскому престолу»    [10, с. 497].

Нестор Дюлёран, будучи представителем Варшавы, в обстановке полного разгрома малейшего польского сопротивления в городах совершает очередной кульбит и приглашает Константина Калиновского в Вильно, вопреки мнению Якуба Гейштора – руководителя «Отдела, управляющего провинциями Литвы».  В это же время, на фоне пика успехов революции в Царстве Польском в середине 1863 года, разгром повстанческого движения в Беларуси вызвал искреннюю тревогу у варшавских властей. В Вильно срочно выехал их представитель Левон Гловатский. Двое суток понадобилось достопочтенному польскому пану для изучения обстановки на месте. После чего, он в полном смысле этого слова, от увиденного сошёл с ума. Понадобились титатнические усилия для его перевозки в Варшаву [11, с. 183 ].

После неудачного визита  инспектора Гловатского в Вильно вместо исчезнувшего по-английски Дюлёрана с полномочиями комиссара Литвы и Беларуси под именем немецкого  торгового агента Шмидта прибыл   Оскар Авейде. Для полной конспирации поездки в одной из польских газет («Z pola walki») был размещён некролог о его смерти [11, с. 183].  Оскар Авейде так описал обстановку и случайность назначения Константина Калиновского главой восстания:

«На первой неделе моего пребывания в Вильно непредвиденное обстоятельство окончательно… убило все надежды на исправление дел революции в Литве. Этим нечаянным обстоятельством… было покушение на жизнь предводителя дворянства Домейки…  Городская организация в самое непродолжительное время была посажена в тюрьму едва ли не до последнего человека; многие бежали… Оставшиеся мои сотрудники, за исключением единственного Константина Калиновского, а также все жители Вильно пришли в состояние панического страха… Таким образом, я остался один с верным, никогда не ослабевавшим Константином Калиновским на развалинах  вдребезги разбитой организации… Чтобы объяснить положение дел в Вильно, скажу только, что иногда мы (т. е. члены  Отделения) могли иметь заседания только на протестантском кладбище.

Вскоре я был арестован, 22 августа (3 сентября) 1863 г., но перед этим успел передать печать и мою должность несчастному Константину Калиновскому» [12, с. 617].

То есть Константин Калиновский на заключительном этапе польского восстания в Литве и Беларуси, когда он фактически случайно сосредоточил в своих руках всю полноту не существующей повстанческой власти, с августа 1863 года и до его ареста царской полицией (28.01.1864) предстаёт виртуальным вождём, не имеющим официального руководящего органа восстания (хотя от его имени Константин  Калиновский издавал грозные распоряжения…).  На отдельные, ещё не разгромленные отряды   повстанцев, которые постоянно преследовались российскими войсками и в любую минуту могли прекратить своё существование, он влияния практически не оказывал, так как не мог этого делать ввиду своего нелегального положения.

Среди жителей Вильно и «Жмуди» бродили слухи, что в городе находится  «Круль (король) Литвы».   В общественном сознании польской диаспоры Константин Калиновский представлялся народным трибуном кресовых поляков в Литве и Беларуси. Неслучайно участник восстания 1863 года Александр Навалецкий (псевдоним – Зыгмунт Колюмна) в своей работе «Pamiętka dla Rodzin Polskich. Krotkie wiadomości  biograficzne»(«Памятка для польских семей. Краткие биографические сведения») (1868) так говорил о Константине  Калиновском: «Gorące jego poświęcenie, niezmordowana praca i wielka odwaga cywilna, postawiły go wkrótce bo około 15 Lipca na stanowisku członka wydziału wykonawczego na Litwie. Z niesłychaną wytrwałością spełnia! swe obowiązki, a gdy już w żaden sposób ukrywać się nie mógł, przyodziewał się w siermięgę aby tern łatwiój ujść oka poszukującej go policyi» («Его горячее самопожертвование, неутомимая деятельность и необычная гражданская отвага вновь выдвинули его 15 июля  на должность члена Исполнительного отдела Литвы. С удивительной целеустремленностью исполнял он свои обязанности, а когда уже никаким другим способом укрываться не мог, переодевался в мужицкую свитку, чтобы таким способом ускользнуть от разыскивающей его полиции»)  [13, с. 70].

Константина Калиновского даже называли «диктатором». Однако правильно организованная работа с польской молодёжью (ему самому было 26 лет), умелое руководство раздуванием слухов среди населения края о приходе англичан и французов на помощь повстанцам, способствовавших оживлению отдельных мелких диверсий против российских войск, не дают оснований для присвоения Калиновскому титула «диктатора». Ибо в Вильно он находился в глубоком подполье, постоянно менял адреса, внешность, явки и пароли, был ограничен во всём.

Написанные Константином Калиновским во время его «диктаторства» на подпольных квартирах невидимыми чернилами приказы, распоряжения,  тайно доставляемые адресатам, самоудовлетворяли только сознание и психику их создателя и никак не влияли на общую обстановку. Так, трудно объяснить изданный Константином Калиновским за несколько недель до ареста (в декабре 1863 года) приказ о запрещении обывателям Литвы выезжать за границу без разрешения польского Жонда.

Это была агония, вызванная крахом имперских целей восстания и идей польского мессианства в Северо-Западном крае, которым Константин Калиновский, хоть и по-своему, верно служил и жил ради них. Это был самоотверженный и мужественный патриот польского народа, который   ради процветания Польши отдал свою жизнь. Его личностная борьба за процветание своего Отечества вызывает заслуженное уважение как в Польской Республике, так и в Республике Беларусь. Это достойный сын польской нации.

Но политическая и общественная деятельность Константина Калиновского не предполагала суверенитета Беларуси.  Она в корне противоречит современной политической логике создания и существования суверенного белорусского государства, несовместима с национальными интересами белорусского народа., ибо все действия Калиновского были направлены на превращение белорусов в поляков. Нынешние попытки белорусских историков объяснить формирование из Константина Калиновского личности «белоруса» планетарного масштаба необходимостью повышения международного престижа Республики Беларусь, скорее, имеют обратный эффект, ибо польский националист, сражавшийся за воссоздание Польши «от можа до можа», не может быть  символом независимости Беларуси, даже если он в ней родился и жил.

Создание из Константина Калиновского национального героя имеет не только политический разрушительный аспект для белорусской государственности. Возведение его в ранг «мыслителя», «создателя белорусской литературы» принижает в глазах мирового сообщества белорусскую духовность и культуру. Это в Республике Беларусь неизвестно кем написанное «Письмо из-под виселицы» можно выдавать за образец философской и политической мысли. Учёные Польши, Литвы и России прекрасно знают истинную цену «мыслителя» Константина Калиновского.  И его постановка в один ряд с Кириллом Туровским, Франциском Скориной, Сымоном Будным, Симеоном Полоцким бросает тень на белорусское духовное наследие и на культуру независимой Беларуси в целом.

Источники:

1. История Беларуси: в контексте мировых цивилизаций: учеб.-метод. Пособие, 2-е изд. / В. И. Голубович   [и др.]; под ред. В. И. Голубовича, Ю. Н. Бохана. – Минск : Экоперспектива 2010.
2. Панов, С. В. История Беларуси, конец XVIII – начало XIX в. : учеб. пособие для 8-го кл. учреждений общ. сред. образования с рус. языком обучения / С. В. Панов и [и др.]: под ред. В. А. Сосно…  – Минск, 2018.
3. Чаропка, В. Героі паўстання 1863 года. – Мінск Харвест, 2016.
4. Калиновский, К.: из печатного и рукописного наследия. – Мн., 1988.
5. Восстание в Литве и Беларуси в 1863 – 1864 гг. / [АН СССР, Ин – т славяноведения и др. ] – М.; Вроцлав, 1965.
6. Дюков. А. Р. Неизвестный Калиновский. Пропаганда ненависти и повстанческий террор на белорусских землях, 1862 – 1864 гг. – М. : Фонд «Историческая память», 2021.
7. Каліноўскі,   K.  За нашую вольнасць. Творы, дакументы / Уклад., прадм., паслясл. і камент. Г. Кісялёва. – Мн., 1999.
8. Giller,  Agaton. Historia powstania narodu poskiego w 1861 – 1864 r. – Paryz : Księgamia Luxemburgska, 1867 – 1871. T. 1. – 1867.
9. Казбярук, У. Аўтограф Кастуся Каліноўскагa //  Літаратура і мастацтва,  29. 1980, № 9.
10. Хрестоматия по истории Беларуси : учеб. пособие. В 2 ч. Ч. 1. С древнейших времён до 1917 г. / сост. : Я. И. Трещенок [и др.] ; под науч. ред. К. М. Бондаренко. _ Минск : Изд. центр БГУ, 2008.
11. Ігнатоўскі, У.  Вынікненьне і змены організацыйных цэнтраў паўстаньня 1863 году на Беларусі // Полымя,1927, № 4.
12. Авейде, Оскар. Записки о польском восстании 1863 года // Показания и записки о польском восстании 1863 года Оскара Авейде. – М., 1961.
13. Kolumna, Zygmunt. «Pamiątka dla Rodzin Polskich. Krotkie wiadomości biograficzne». –  Kraków, 1868.

Автор работы: Полковник в отставке, кандидат политических наук – Подлесный Е. Я.

Обращение автора к читателям: Политическая история Беларуси.

Публикуемый материал содержит личные оценки и версии автора Подлесного Евгения Яковлевича, и может в корне не совпадать с мнением редакции сайта выпускников Минского СВУ.